Вегетарианский миф - Глава 1
Почему я написала эту книгу
Написать эту книгу было непросто. Для многих из вас она будет непростой и для чтения. Я это знаю. Я была веганом почти двадцать лет. Причины, по которым я выбрала экстремальное питание не только благородны, но и облагораживают. Среди них справедливость, сострадание, отчаянное и всеобъемлющее стремление изменить мир, чтобы спасти планету - последние деревья, которые пережили не одну смену веков; лоскуты дикой природы, которые по-прежнему питают исчезающие виды, облаченные в меха и перья; чтобы защитить уязвимых и бессловесных, накормить голодных. По меньшей мере, чтобы не участвовать в ужасах промышленного фермерства.
Такие политизированные страсти рождаются от голода, запрятанного так глубоко внутри, что он соприкасается с духом. По крайней мере, так было со мной, и так же я ощущаю себя сегодня. Я хочу, чтобы моя жизнь была боевым кличем, полем боя, выпущенной стрелой, проникающей в самое сердце эксплуатации: патриархат, империализм, индустриализацию, любую систему власти и насилия. Если боевые образы отталкивают вас, я могу перефразировать. Я хочу, чтобы моя жизнь - мое тело были местом, где землю уважают, а не пожирают; где тирану не дают десятину; где насилие прекращается. И я хочу, чтобы еда - первая потребность было действом, которое созидает, а не убивает.
Эта книга написана для того, чтобы развеять эти страсти, и утолить этот голод. Это не попытка осмеять концепцию прав животных или иронизировать над людьми, которые хотят, чтобы было больше доброты в этом мире. Напротив, эта книга - попытка почтить наши самые глубокие стремления к справедливости в этом мире. И эти стремления - к состраданию, к экоустойчивости, к справедливому распределению ресурсов не достигаются философией или практикой вегетарианства. Мы были сбиты с пути. У вегетарианцев, как и у Нильса с дудочкой, самые лучшие намерения. И здесь я заявляю то, что повторю позже: все, что они говорят о промышленном животноводстве - правда. Это жестоко, разрушительно и загрязняет окружающую среду. Ничто в этой книге не предназначено для оправдания или продвижения практики промышленного производства продуктов питания на любом уровне.
Но первая ошибка заключается в предположении, что промышленное животноводство - практика, которой всего пятьдесят лет, является единственным способом выращивания животных. Расчеты по затратам энергии, потребленным калориям, недоеданию людей основаны на представлении о том, что животные едят зерно.
Животных можно кормить зерном, но такое питание для них неестественно. Зерно не существовало, пока люди не одомашнили однолетние травы не более 12 000 лет назад. В то же время зубры - дикие прародители домашней коровы существуют на земле уже около двух миллионов лет. Большую часть истории человечества копытные и другие травоядные животные не составляли конкуренции людям. Они ели то, что мы не могли есть - целлюлозу, и превращали в то, что мы есть могли - белок и жир. Зерно резко увеличивает скорость набора массы мясных коров (выражение «кукурузный откорм» появилось не просто так) и производство молока молочными коровами. Но это также убивает их. Тонкий бактериальный баланс в рубце коровы нарушается - повышается кислотность, и разрастаются патогены. На исключительно зерновом питании у кур развивается жировой гепатоз - им не нужно зерно, чтобы жить. Овцы и козы, а также другие жвачные животные не должны прикасаться к зерну.
Это непонимание рождается из невежества. Невежества, которое охватывает всю длину и широту вегетарианского мифа, начиная с природы сельского хозяйства и заканчивая природой жизни. Мы городские жители индустриального общества, и мы не знаем происхождение нашей пищи. Это включает и вегетарианцев, несмотря на их активные поиски правды. Это включало и меня в течение двадцать лет. Те, кто ел мясо, закрывали глаза, а мне пришлось посмотреть фактом в лицо. Большинство людей, которые употребляют мясо, произведенное индустриальным способом, никогда не спрашивают, кто умер и как умер. Но, честно говоря, эти вопросы не задают и большинство вегетарианцев.
Правда в том, что сельское хозяйство - это самое разрушительное, что люди сделали с планетой, и больше сельского хозяйства не спасет нас. Правда в том, что сельское хозяйство требует полного уничтожения целых экосистем. Правда также в том, что жизнь невозможна без смерти, что независимо от того, что вы едите, кто-то должен умереть, чтобы накормить вас.
Мне нужен полный отчет; отчет, который выходит за рамки вашей тарелки. Я спрашиваю обо всем, что погибло в процессе, обо всем, что было убито, чтобы положить эту еду на вашу тарелку. Это более радикальный вопрос, и это единственный вопрос, который раскроет правду. Сколько рек было перекрыто дамбами и осушено, сколько уничтожено прерий и вырублено лесов, сколько верхнего слоя почвы превратилось в пыль и развеялось, словно призрак? Я хочу знать обо всех биологических видах - не только о людях, а обо всех видах - чавыче (разновидность лососевых - прим. пер.), бизонах, сованных овсянках, серых волках. И я хочу больше, чем просто получить число погибших и исчезнувших. Я хочу их вернуть.
Несмотря на то, что вам рассказывали, и на искренность кассиров супермаркетов, употребление в пищу сои их не вернет. 98% американских прерий превратили в монокультурные поля однолетних зерновых. Плуговое возделывание земель в Канаде уничтожило 99% изначального гумуса [1]. Фактически, исчезновение верхнего слоя почвы «конкурирует с глобальным потеплением по уровню угрозы окружающей среде» [2]. Превращение тропических лесов в говядину возмущает прогрессивные силы, они вооружаются информацией и пытаются это пресечь. Но наша привязанность к вегетарианскому мифу ставит нас в неудобное положение, делает нас безмолвными и, в конечном итоге, обездвиженными, когда виновником является пшеница, а жертвой - прерия. Мы приняли как символ веры, что вегетарианство было путем спасения для нас, для планеты. Как оно может быть разрушительным?
Мы должны быть готовы услышать ответ. То, что вырисовывается из тени нашего невежества и отрицания, является критикой самой цивилизации. Отправной точкой может быть то, что мы едим, но концом - весь образ жизни, глобальная иерархия власти, и честная оценка степени личной привязанности к этому. Я помню, как в четвертом классе мисс Фокс написала на доске два словосочетания: “цивилизация” и “сельское хозяйство”. Я помню, как она понизила голос, как она вкладывала смысл в каждое слово - ее объяснение было образцом красноречия. Это было ВАЖНО. И я поняла. Все хорошее в человеческой культуре вытекало из достижений, благородства и справедливости. Появились религия, наука, медицина, искусства, а бесконечная борьба с голодом, болезнями и насилием могла быть прекращена, благодаря тому, что люди придумали, как выращивать еду.
Но реальность такова, что сельское хозяйство - это чистые убытки для культуры и прав человека, породив рабство, империализм, милитаризм, классовые разногласия, массовый голод и болезни. «Истинная проблема заключается не в том, чтобы объяснить, почему некоторые народы не спешили освоить сельское хозяйство, а в том, почему кто-то вообще занялся им, когда это так разрушительно», - пишет Колин Тадж из Лондонской школы экономики [3]. Сельское хозяйство также нанесло урон и другим видам, с которыми мы делим Землю, и, в конечном итоге, повлияло на поддержание жизни на всей планете. На карту поставлено всё. Если мы хотим сохранить жизнеспособность Земли, мы должны быть готовы исследовать взаимодействия власти, стоящие за основополагающими мифами нашей цивилизации. Пойди мы на меньшее, и крах неизбежен.
Подвергать многовековые устои сомнениям нелегко для большинства. Внутренняя эмоциональная борьба присутствует в сопротивлении любой гегемонии, а зависимость от цивилизации и индивидуальная беспомощность усугубляют ситуацию. У большинства из нас не будет шансов выжить, если завтра мы лишимся современной инфраструктуры. Нашей осознанности в равной степени мешает наше бессилие. В последней главе книги нет списка “Десять простых шагов”, потому что, честно говоря, нет десяти простых шагов, которые спасут землю. Никто не может решить эту задачу в одиночку. Существует взаимозависимая сеть иерархических механизмов, огромные системы власти, которым нужно оказать сопротивление, их нужно свергнуть. Мы можем спорить о том, как лучше это сделать, но сделать это мы должны, если хотим оставить Земле хоть какой-то шанс на выживание.
Всякая сила духа в современном мире будет бесполезна без достаточной информации, которая позволит взять устойчивый курс на изменения как на личном уровне, так и на глобальном. Одна из целей этой книги - предоставить такую информацию. Подавляющее большинство людей в США не выращивают пищу, не говоря уже о том, чтобы охотиться и собирать ее [4]. Мы не знаем, сколько смертей предшествовало порции салата, миске с фруктами или тарелке с говядиной. Мы живем в городской среде, слыша последние отголоски звуков леса, в тысячах миль от загрязненных рек, прерий, болот и миллионов существ, погибших за наши обеды. Мы даже не знаем, какие вопросы задавать, чтобы это узнать.
В своей книге «Долгая жизнь, мед в сердце» Мартин Претчел пишет об индейцах майя и их концепции “кас-лимал”, что можно перевести как «взаимный долг, взаимная поддержка» [5]. «Осознание того, что каждое животное, растение, человек, ветер, время года обязаны плодам всего остального - это уровень взрослых. Освободиться от обязательства означает, что вы не хотите быть частью жизни и не хотите становиться взрослым», - объясняет Претчелу один из старейшин.
Единственный выход из вегетарианского мифа - это стремление к кас-лималу, зрелому пониманию. Мы нуждаемся в этой концепции, особенно те из нас, кто страдает от несправедливости. Мне она также была нужна. В моей личной истории первый кусок мяса после двадцатилетнего перерыва знаменует конец моей юности, того момента, когда я приняла на себя обязанности взрослой жизни. Это был момент, когда я перестала бороться с простой арифметикой существования: чтобы жил один, кто-то другой должен умереть. В этом принятии, со всеми страданиями и скорбью, заключается способность выбирать другой путь, лучший путь.
У фермеров-активистов совсем другие планы по сравнению с писателями-полемиками - перевести нас от разрушения к устойчивости. Фермеры начинают с совершенно иной информации. Некоторые вегетарианские активисты считают, что на 1 акре (1 акр = 40 соток - прим. пер.) земли можно содержать только двух кур. Джоэл Салатин, один из столпов экоустойчивого фермерства, сам разводит кур, и его статистика - 250 птиц на акр [6]. Кому верить? Сколько из нас знают достаточно, чтобы хотя бы иметь свое мнение? Фрэнсис Мур Лаппе утверждает, что требуется от 12 до 16 фунтов зерна, чтобы получить 1 фунт говядины [7]. Тем временем Салатин разводит крупный рогатый скот без зерна вообще, его коровы пасутся на многолетних поликультурах, год от года увеличивая верхний плодородный слой почвы. Городские жители постиндустриального общества не имеют контакта с зерном, курами, коровами и, поэтому, с верхним слоем почвы. У нас нет опыта, который бы позволил обоснованно возразить аргументам политических вегетарианцев. Мы понятия не имеем, чем и в каком количестве питаются растения, животные или почва. Это означает, что мы также не представляем, что едим сами.
Борьба с промышленном животноводством - жестоким обращением с животными, его вредом для окружающей среды была для меня, шестнадцатилетней, делом высокой важности. Я знала, что Земля умирает. Она находится в чрезвычайной ситуации изо дня в день, и противостояние этому остается делом моей жизни. Я родилась в 1964 году. «Безмолвие» и «весна» были неразделимы: 6 слогов, а не два слова. Ад был на земле - на нефтеперерабатывающих заводах в северной части Нью-Джерси, в заасфальтированной преисподней расползающихся пригородов, среди растущего наплыва людей, тянущих планету ко дну. Я плакала вместе с героями Коди “Железный Глаз”, изнывала в тоске по его бесшумному каноэ и нетронутой земле с реками и болотами, птицами и рыбами. Мы с братом взбирались на старую дикую яблоню в местном парке и мечтали о том, как бы купили целую гору, куда был бы запрещен вход для людей. Кто бы там жил? Белки - это всё, что я могла придумать. Не смейся, читатель! Кроме Бобби, нашего домашнего хомяка, белки были единственными животными, которых я когда-либо видела. Мой брат продолжал совершенствоваться в мужественности - пытал насекомых и стрелял из рогатки по воробьям. А я стала веганом.
Да, я была слишком чувствительным ребенком. Моей любимой песней в пять лет - и тут можно смеяться - была песня Мэри Хопкин «Былые дни». Какое романтическое, трагическое прошлое я оплакивала в пять лет? Но это было так грустно, так тонко. Я слушала эту песню снова и снова, пока не падала без сил от слез.
Со стороны это выглядело забавно. Но над той болью, которую я испытывала, наблюдая в бессилии за разрушением планеты, я смеяться не могу. Это было реальностью, и это разрывало меня изнутри. И тут политические вегетарианцы предложили отличный выход. Тогда я не понимала природы сельского хозяйства, природы самой природы и, конечно, природы самой жизни. Тогда я не могла знать, что как бы ни были благородны их мотивы, их решения были тупиковыми и также приводили к разрушениям, которые я жаждала остановить.
Вегетарианский миф пронизан невежеством и тщетными попытками. В течение двух лет после возвращения к употреблению мяса, меня тянуло читать веганские онлайн форумы. Я не знала, почему. Я не хотела вступать в споры. Я никогда не писала сама. Многие небольшие, но активные субкультуры имеют элементы культа, и веганство не является исключением. Возможно, меня туда тянули мои собственные заблуждения - духовные, политические, личные. Возможно, я снова приходила на место происшествия: именно там я разрушила свое тело. Возможно, у меня оставались вопросы, и я хотела посмотреть, смогу ли я противостоять ответам, за которые я когда-то крепко держалась, ответам, которые тогда казались правильными, но теперь обернулись пустышками. А может, причины были совсем в другом. Но каждый раз я испытывала тревогу, гнев и отчаяние.
Однако, один пост стал поворотным. На форуме веган продвигал идею не убивать животных - не людьми, а другими животными. Кто-то должен был построить забор посреди Серенгети (национальный парк в Танзании - прим. пер.) и отделить хищников от травоядных. Убийство - это неправильно, и никакие животные не должны умирать, поэтому крупные представители кошачих и псовых были бы на одной стороне, а антилопы и зебры - на другой. Он считал, что с плотоядными животными все будет в порядке, потому что они не должны быть плотоядными. Эту ложь породила мясная индустрия. Он как-то видел, как его собака ела траву, и сделал вывод, что собаки могут жить на траве.
Никто не возражал. Нашлись и единомышленники. “Моя кошка тоже ест траву", - добавила одна женщина, полная энтузиазма. “Как и моя!” - вставил еще кто-то. Все согласились, что стена является решением проблемы смерти животных.
Обратите внимание, что местом для этого освободительного проекта была выбрана Африка. Никто не упомянул североамериканскую прерию, где хищники и жвачные животные были истреблены, чтобы освободить земли для однолетних зерновых, которые так ценят вегетарианцы. Но я вернусь к этому в главе 3.
Я знала уже достаточно, чтобы понять, что это было безумием. Никто в этом форуме не видел ничего плохого в этом решении. Итак, исходя из теории, что многим читателям не хватает знаний, чтобы здраво оценить этот план, я восполню этот пробел.
Плотоядные животные не могут выжить на целлюлозе (клетчатка, основной компонент клеток растений - прим. пер.). Иногда они могут есть траву, но используют ее в лечебных целях, обычно в качестве слабительного средства, чтобы очистить желудочно-кишечный тракт от паразитов. С другой стороны, жвачные животные эволюционировали, чтобы есть траву. У них есть рубец - первый из нескольких желудков, который работает как бродильный чан. Внутри коровы или зебры на самом деле едят траву бактерии, а животные питаются этими бактериями. Львы, гиены и люди не имеют пищеварительной системы жвачных животных. Буквально от зубов до прямой кишки мы созданы для мяса [8]. У нас нет механизма переваривать целлюлозу.
Поэтому на стороне хищников все вымрут от голода. Некоторые продержатся дольше, а кто-то закончит свои дни как каннибал. У падальщиков наступит что-то вроде Масленицы перед Великим постом, но обглодав последние кости, они также вымрут. На этом череда смертей не закончится. Отсутствие травоядных на стороне хищников превратит землю в пустыню.
Почему? Потому что без травоядных, которые выравнивают поля своими копытами, многолетние травы разрастутся и затенят основную точку роста у основания растений. В такой хрупкой среде, как Серенгети, вырождение, в основном, происходит из-за физических факторов (выветривание) и химических (окисление), а не бактериальных и биологических, как во влажной среде. Фактически, жвачные животные принимают на себя большинство биологических функций почвы, переваривая клетчатку и возвращая питательные вещества в биодоступной форме в в виде мочи и кала.
Но без жвачных животных слой сухих трав будет уплотнятся, мешая свежей зелени пробиваться на свет, и растения начнут вымирать. Голая земля теперь будет подвергаться воздействию ветра, солнца и дождя, минералы будут вымываться, а структура почвы разрушится. В нашей попытке спасти животных мы убьем все живое.
На стороне травоядных сначала антилопы и их соплеменники будут размножаться так же эффективно, как и всегда. Но без вмешательства хищников быстро травоядных станет больше, чем травы. Животные опередят свой источник питания, съедят растения подчистую, а затем умрут от голода, оставив после себя сильно обедневший ландшафт.
Урок здесь очевиден, и он достаточно глубок, чтобы положить начало новому верованию: мы являемся пищей, но нам также нужно кого-то есть. Травоядные животные нуждаются в ежедневной клетчатке, но трава также нуждается в животных. Ей нужен навоз с его азотом, минералами и бактериями; необходимо механическое воздействие на землю; и ей нужны элементы, содержащиеся в телах животных, которые они отдают после своей смерти.
Трава и травоядные нуждаются друг в друге так же, как хищники и их добыча. Это не односторонние отношения и не договор о доминировании и подчинении. В поедании одного вида другим нет эксплуатации. Мы лишь стоим в очереди, пока не придет наш черед.
Это было моим последним посещением веганского форума. Тогда я осознала, что люди, столь глубоко неосведомленные о природе жизни с ее круговоротом минералов, торговлей разрешениями на загрязнение окружающей среды, исторически сложившимся балансом между производителями, потребителями и разрушителями, не могут подавать пример или же принимать взвешенные решения для поддержи экоустойчивого общества. Отворачиваясь от отвественности, свойственной зрелым людям, которая содержит знание, что смерть есть неотъемлемая часть жизни каждого существа - от бактерий до медведей, люди никогда не смогут утолить эмоциональный и духовный голод, охвативший и меня от этого осознания. Возможно, книга и есть попытка удовлетворить этот голод.
У меня были и другие причины для написания книги. Одна из них скука. Я устала от одних и тех же обсуждений, особенно когда они нелегко даются. Вегетарианцы могут выразить суть своей программы в нескольких звуках - «Мясо - убийство» - и предлагают поверхностные решения, основанные на том, что для производства фунта мяса нужно 16 фунтов зерна. Я могла бы придумать свои собственные лозунги - “Монокультурное земледелие убивает”? “Восстание миллионов бактерий”? - но они будут непонятны широкой публике. Я должна начать с самого начала, с белков, которые образовали первые формы жизни, затем перейти к фотосинтезу, растениям, животным, бактериям, почве и, наконец, сельскому хозяйству. Я назвала этот нарратив «Микробы, навоз и монокультуры», и мне нужно минут тридцать только для вступления, которое по сути является начальным образованием о природе жизни. И да, эту информацию - материальную, эмоциональную, духовную нам всем следовало получить еще в четыре года. Но кто мог научить нас этому? И, похоже, все проблемы нашего общества отражены в этом вопросе.
Но не только объем информации делает эту тему такой сложной. Часто слушатель просто не хочет слышать, и сопротивление может быть очень сильным. «Вегетарианец» - это не только вид питания и набор убеждений. Это то, кем становится человек, происходит полная трансформация личности. Представляя более полную картину продовольственной политики, я не просто подвергаю сомнению философию вопроса и набор диетических предпочтений. Я угрожаю самосознанию вегетарианца. И большинство из них будет реагировать, защищаясь и нападая. Я получила письмо, наполненное ненавистью, как только я начала работу над книгой. И нет, спасибо, мне больше этого не нужно.
Я также пишу эту книгу как предостерегающий рассказ. Вегетарианская диета, особенно с низким содержанием жиров и особенно веганская, не является полноценным питанием для долгосрочного поддержания и восстановления человеческого организма. Выражаясь более прямолинейно - это вредно. Я познала это на собственном опыте. Через два года растенеедства мое здоровье ухудшилось, и ухудшилось катастрофически. У меня развилось дегенеративное заболевание суставов, которое останется со со мной до конца жизни. Болезнь началась весной как странная, тупая боль так глубоко, где, я думала, нет нервных окончаний. К концу лета казалось, что мой позвоночник прошили шрапнелью.
Последовали годы все возрастающей боли и все более разочаровывающих визитов к специалистам. Потребовалось пятнадцать лет, чтобы получить диагноз, а не сочувственные поглаживания по голове. Медицине неизвестны случае разрушения позвоночника у подростков, поэтому, несмотря на мое прекрасное описание симптомов, ни один врач не мог предположить дегенеративное заболевание позвоночных дисков. Теперь у меня есть фотографии и уважение врачей. Мой позвоночник выглядит как после неудачного приземления с парашютом. С точки зрения питания, можно сказать, так и было.
На седьмой неделе веганства я получила первый опыт гипогликемии, но я узнала, как это называется, только через восемнадцать лет, и это стало частью моей жизни. Через три месяца такого питания у меня прекратились месячные, что должно было стать подсказкой. Тогда же я стала испытывать упадок сил, который лишь набирал обороты вместе с чувством постоянного озноба. Моя кожа шелушилась от сухости, а зимой так сильно чесалась, что я не могла спать по ночам. В двадцать четыре года у меня развился гастропарез (расстройство пищеварения, характеризующееся снижением активности мышечного аппарата желудка - прим. пер), который диагностировали и стали лечить, только когда мне исполнилось тридцать восемь лет - тогда я нашла врача, который работал с последствиями веганских диет. Четырнадцать лет я жила с постоянной тошнотой, и до сих пор я не могу есть после 5 вечера.
Затем пришли депрессия и повышенная тревожность. Я родом из длинной и почтенной линии депрессивных алкоголиков, так что я явно унаследовала не лучшую генетику психического здоровья. И меньше всего я нуждалась в несбалансированном питании. Веганизм не был единственной причиной моей депрессии, но он значительно поспособствовал. Шли годы, мир состоял из бессмысленной серой массы и казался бесконечным в своем однообразии, прерываемым лишь случайной паникой. Я часто впадала в состояние беспомощности. Если я не могла найти ключи от дома, я забивалась в угол гостиной и сидела там неподвижно, как будто на краю Пустоты. Как дальше жить? Зачем все это? Ключи были потеряны, как и я, как и мир, космос. Все рухнуло, стало пустум, бессмысленным, невыносимым. Я знала, что это противоречило здравому смыслу, но я не могла остановиться, пока не оказывалась на самом дне. Теперь я знаю, что со мной было. Серотонин производится из аминокислоты триптофана. Не существует хороших растительных источников триптофана. Кроме того, весь триптофан в мире не принесет вам пользы без насыщенного жира, который необходим для того, чтобы ваши нейротрансмиттеры работали. Все эти годы эмоциональный коллапс не был частью моего характера; причины были биохимическими, хотя источником была я сама.
Есть ли что-нибудь столь же скучное, как проблемы со здоровьем других людей? Я постараюсь быть краткой. Мой позвоночник не восстановился. Но употребление в пищу продуктов животных на свободном выпасе немного уменьшило дегенерацию и снизило боли. Мои инсулиновые рецепторы также повреждены, но белково-жировое питание поддерживает уровень сахара в крови стабильным. За 5 лет не было сбоев в менструации, хотя, если у меня возникнет рак репродуктивных органов, я обвиню сою. Мой желудок в порядке - не полностью здоров, но в порядке, если я принимаю бетаина гидрохлорид (препарат, повышающий кислотность желудочного сока - прим. пер.) с каждым приемом пищи. Благодаря моей духовной практике и богатой питательными веществами диете у меня теперь нет депрессии, и я благодарна за это каждый день. Но постоянный озноб и слабость никуда не делись. Бывают дни, когда просто дышать уже тяжело.
Вам не нужно ставить подобный эксперимент на себе. Вы можете учиться на моих ошибках. Все друзья моей юности были радикальными горячими борцами за справедливость. Вегетарианство было очевидным путем, а веганство - главной дорогой. И те из нас, кто придерживался вегетарианства долго, оказались повержены. Если я ставлю под сомнение ваш образ жизни, вашу личность, вы можете почувствовать растерянность, страх и гнев, читая эту книгу. Но поверьте мне на слово: вы не хотите стать такой, как я. Я прошу вас остановиться, прочитать эту книгу и изучить ресурсы в приложении. Пожалуйста. Особенно, если у вас есть дети или вы хотите, чтобы они у вас были. Отбросив гордость, я вас не просто прошу, я умаляю.
Курильщики знают, что бывших не бывает. Желание принести Благую весть, похоже, связано с жаждой спасения или, в их случае, с жаждой кислорода. Я приложила все усилия, чтобы избежать тона морального превосходства и быть услышанной. Я надеюсь, у меня получилось. В любом случае, я предпочла бы быть полезной, чем правой. Особенно учитывая будущее, которое на нас надвигается, и сколько поставлено на карту. Основные ценности, которые чтят вегетарианцы - справедливость, сострадание, экоустойчивость являются единственными ценностями, которые создадут мир взаимопонимания вместо господства; мир, где люди относятся к каждому существу - к каждому камню, каждой капле дождя, всем нашим мохнатым и пернатым собратьям со смирением, благоговением и уважением; мир, способный справиться с насилием, имя которому “цивилизация”. В надежде, что такой мир возможен, я написала эту книгу.